Миновала пора, когда я ежедневно получал но 30—40 читательских писем, когда не мог досмотреть газету из-за непрерывных разговоров по телефону, когда в доме не хватало стульев, чтобы усадить гостей.
Такие дни, очевидно, приходят и уходят. Как только мое имя перестает появляться на страницах газет и журналов и окончательно пересыхает гонорарный ручеек, сначала отключают домашний телефон, затем — воду, газ, а потом перестают приходить гости.
Люди, недавно обращавшиеся за советам, начинают поучать вас, а те, кто бегал за вами с просьбой одолжить, денег, бегают от вас, чтобы вы, не дай бог, чего-нибудь у них не попросили.
Все это произошло со мной после того, как я вышел из тюрьмы.
Вот что приключилось несколько дней назад. Взбирался я потихоньку по круто поднимающейся вверх улице Бабоали, где расположены издательства. Когда-то я взлетал по ней единым духом.
Прежде она не казалась мне такой крутой, но, видимо, год от года она становится все круче. Не исключено, что, если так пойдет и дальше, она превратится для меня в непреодолимую стену…
Так вот, взбираясь наверх, я заметил в толпе приятеля. Приятель этот очень любил меня и всегда особенно демонстративно выражал эту любовь.
Когда бы и где бы он меня ни встретил, он растопыривал руки, издали кричал «А-а-а!», потом обнимал меня и целовал.
Должен признаться, не очень мне нравились его слюнявые нежности, но я верил в его искренность и волей-неволей терпел. Мне тоже приходилось простирать руки, кричать: «А-а-а, какая встреча!»,— обнимать его и целовать в щеки.
Регулировщик, стоявший напротив кафе «Месерет», остановил транспорт и открыл путь пешеходам. Люди с двух сторон ринулись через перекресток.
В этот-то момент я и увидел старого друга. Он шел мне навстречу. Мы не виделись несколько месяцев, и я понимал, что объятий не избежать.
Поэтому я первым раскинул как можно шире руки и двинулся к нему, крича: «А-а-а!»… Но обнял я воздух — приятель взглянул на меня, отшатнулся, отскочил влево и побежал к тротуару.